На вершине горы Ошхамахо, что означает Гора Счастья, жили нартские боги и вершили по справедливости судьбы всех, кто обитал в этом прекрасном мире, раскинувшемся на востоке от гор, где вставало солнце, и до Меотского моря на западе, куда светило, уставшее за день, укладывалось отдыхать.
Каждый из богов был занят своим делом: Мэзытха охранял леса и животных, Амыш заботился о домашней скотине, Тхаголедж помогал людям и нартам пахать и сеять, убирать урожай, а в свободную минуту наведывался в заветную пещеру, где в темноте и прохладе хранил бочонки славного виноградного сано. Тхаголедж выбирал подходящее по настроению для очередного пиршества, на которое верховный бог Тха время от времени собирал богов и друзей из числа нартов- героев.
Тха частенько принимал приглашения от Тхаголеджа прогуляться в пещеру и одобрить выбор сано, которое рекомендовал Тхаголедж для очередногозастолья. После столь серьезной работы, как дегустация божественного сано из сладкого лесного винограда, Тха и Тхаголедж из пещеры выходили в добром расположении духа, веселы и вальяжны. И все знали, что в этот момент с ними можно было решать любые дела и просить даже о невозможом. Именно такую минуту выбрал Тлепш, чтобы попросить Тха помочь ему в одном деле. Впрочем, обо всем по порядку.
Тлепш, как известно, был покровителем кузнечного дела и ремесел вообще. Самый молчаливый из всех богов, он предпочитал проводить дни в своей кузнице, где колдовал над разогретым докрасна металлом, превращая его то в серп, то в мотыгу, то в острые наконечники стрел.
Дружил Тлепш больше с Мэзытхой – богом лесов, частенько помогал ему. Всем в стране нартов была памятна история о том, как Мэзытха с помощью своего друга, отковавшего гигантсткий трезубец, победил злого великана Иныжа, покусившегося на заповедные мэзытховы леса и долины.
И вот однажды, ближе к ночи, когда солнце уже успело закатиться за высокие горы и на землю опустился синий сумрак, Тлепш услышал где-то над головой завывание. Сначала тихое, оно нарастало, заполняя всю кузницу, доходило до визга, от которого закладывало уши, и потом неожиданно обрывалось. Тлепш поковырял пальцем в ушах, потряс головой – вой не прекращался. Тлепш нахмурился и громко спросил:
- Эй, это кто шумит?
Ответа не последовало, но вой, прекратившись на секунду, зазвучал с новой силой.
- Еще раз спрашиваю, кто ты и что тебе нужно?
Вместо ответа Тлепш услышал, как к противному звуку присоединился еще один, второй, третий, и вот уже целый хор увлеченно выл на разные голоса, нагоняя тоску и ужас.
Тлепш в ярости схватил молот и грохнул им о наковальню, ударл кулаком по двери, та распахнулась. Никого. Но вой прекратился. Тлепш внимательно оглядел неказистый двор, примыкавший к кузне, глянул в сторону своего небольшого домишка, куда отправлялся только на ночь. Там тоже тишина. Тлепш посмотрел вверх, туда, где из трубы над крышей кузницы шел дымок, и ему показалось, как там что-то мелькнуло.
И вдруг именно оттуда зазвучал вой – сначала тоненький, как бы на пробу, он нарастал, к нему присоединялись другие голоса, и вот снова на все лады над кузницей начало твориться нечто непонятное – завывания, всхлипы, стоны, смешочки. Над крышей мелькали какие-то блуждающие огоньки, кружились, сходились и вновь рассыпались под тягучий и тревожный вой. Тлепш метнулся назад в кузницу и заколотил молотом по наковальне. Вой прекратился. Тлепш выскочил на улицу и уставился на крышу. Возле трубы не было ни огонька, ни шевеления. Но не успел Тлепш отдышаться, как вой начался снова. И снова Тлепш стукнул что есть силы по наковальне – вой прекратился.
- Ну да, как же я мог забыть, это же духи, которые живут у старой Нагучицы, - вскричал Тлепш.
Старая стала, не углядела, что ее подручные сплоховали и выпустили всех духов разом на волю. Такое последний раз случалось давным-давно, когда Тлепш был совсем молодым и храбро воевал вместе с богами и нартами, отражая очередную вылазку захватчиков-чинтов, нацелившихся на их благодатную и богатую землю. Тогда, вспомнил Тлепш, духи завыли было над полем битвы, но там стоял такой звон от ударов мечей, что они заглушали и вой, и крики сражавшихся, и стоны. Он не помнил, куда потом подевались духи, но говорили, что помог Тха, который указал духам их место и устроил выволочку старой Нагучице.
- Н-да, - подумал Тлепш, - хорошо, что я вспомнил эту историю, уже легче, что эти духи могут быть управляемы. И к моей трубе они слетелись наверняка только потому, что из нее идет дым и здесь тепло. Ночи ведь в горах всегда холодные. Интересно, а как управляется с духами Тха?
Говоря так, Тлепш машинально постукивал молотком в такт своим мыслям. И с удивлением отметил, что стоит раздаться звону от удара молотком по наковальне, как на миг духи умолкают.
- Интересно, интересно, а попробую еще разок, - Тлепш пристукнул молотком.
Точно, обнаружилась четкая закономерность – от звука металла вой смолкал, но через мгновение начинался вновь.
- Но я же не могу стучать целую ночь, - возмутился Тлепш, - в конце-концов, и поспать тоже надо.
Тлепш со всей силы захлопнул дверь кузницы, что на духов не произвело ни малейшего впечатления, и быстрым шагом направился к лесу, надеясь застать своего друга Мэзытху дома.
Мэзытха проживал в очаровательном бревенчатом домике, слишком маленьком для Тлепша, но в самый раз для бога леса, который был невысок ростом – как раз такого, чтобы в качестве всадника управлять золотощетинным кабаном. Кабанчик умиротворенно похрюкивал в своем деревянном загоне.
- Удачной тебе охоты и спокойствия лесам, - поздоровался Тлепш с Мэзытхой, который сидел возле дома на бревнышке и грыз яблоко.
- И тебе доброй работы, - протягивая другу яблоко, отвечал Мэзытха.
- Да какая добрая работа! Не знаю, что и делать, пришел к тебе за советом.
- Н-да, трудная ситуация, - почесал в затылке Мэзытха, когда Тлепш обрисовал ему ситуацию, - Даже и не знаю, что сказать. К Нагучице сейчас ходить бесполезно, не застанешь ее дома, самое время целебные травы собирать, она из лесу не выходит. Духи удрали по недосмотру ее подручных, а те наверняка спрятались так, что их не найти, знают ведь, что натворили. Конечно, стучать все время молотом – тоже не выход. Ничего не остается, как идти к Тха...
И друзья отправились к верховному богу.
У Тха было хорошее настроение, сано, которое они только что отведали с Тхаголеджем, было отменным, разговор интересным. Враги нартской стороне не угрожали. Селения в долинах мирно засыпали, все дела долгого летнего дня были переделаны: скотина подоена и накормлена, ребятишек отмыли и уложили, женщины тихонечко шушукались в своих уголках, мужчины, сидя в кунацких, вели степенные беседы.
- Ну что я тебе могу посоветовать, - отвечал Тха на сетования Тлепша. – Ты же знаешь, какой характер у Нагучицы, даже мне с ней трудно общий язык найти. А духи – те вообще неуправляемы. Она же собрала у себя Зависть, Злость, Ложь, Жестокость, Трусость, Лень, Равнодушие, Сластолюбие, Жадность, Похоть, Предательство, Подлость… Сам понимаешь, народец особенный, с такими надо быть осторожным. Тогда на поле битвы они не меня испугались, ведь известно, что мечи звенят только, когда Мужество и Отвага сражаются за правое дело. А тебе я вот что скажу: раз ты понял, что они боятся, как железо гремит, вот и придумай такую штуку, которая сама будет все время звенеть...
- Да, задал Тха задачу, - незлобиво ворчал Тлепш, возвращаясь с Мэзытхой восвояси. Вообще-то он прав, надо, чтобы стук не прекращался.
Ты, что ли, Мэзытха, какую-нибудь свою зверушку приспособь мне под это дело.
-Ну, ты сказал, - рассмеялся Мэзытха. – Скажи еще, к зайцу железяку привязать, пусть по лесам бегает, волков пугает. Нет, со зверьем это не пройдет.
- Погоди-погоди, - забормотал вдруг Мэзытха. – Есть у меня в лугах цветок синенький такой, бывает еще и голубым, и сиреневым. У него от самого малого ветра язычок, что внутри, по лепесткам стучит.
-Точно, а есть еще такое растение, сначала цветочек, а созревает, становится как красный фонарик, сам видел, - подхватил Тлепш, - по осени у него внутри шарик кататься начинает и шуршать. Вкусный, кисленький. А если такие из железа сделать и подвесить у трубы, пусть они от ветра качаются и духов пугают.
Сказано – сделано. Друзья поспешили в кузницу. Мэзытха на птичьем языке велел ласточкам найти требуемые цветки и плоды в своих владениях, и доставить их в кузницу. Спустя какое-то время сбросили ласточки прямо к дверям кузницы синенький колокольчик и красный фонарик физалиса. Непросто было Тлепшу повторить в железе лепестки цветка и створки плода-фонарика, он же все больше серпы, мечи и топоры ковал, а тут работа тонкая требовалась. Но все же к утру готовы были колокольчики: в одном за двумя створками перекатывался и бился звонкий шарик, в другом – язычок раскачивался и звенел о края-лепестки.
- А как назовем то, что сделали? – протягивая Мэзытхе свои изделия, спросил друга Тлепш.
- Чего долго думать, назовем точно так же, как и цветок у нас в горах зовут – «О1дыджин» - «То, что звонит».
Вот так и появился на свет адыгейский колокольчик.
Надо ли говорить, что металлический звон колокольчиков, которые Тлепш подвесил на трубе своей кузницы, распугал всех злых духов, и они предпочли убраться подальше – в тот сундук, где хранит их колдунья Нагучица. Правда, Нагучица время от времени выпускает злых духов на свет, не все же им в темноте и тесноте сидеть.
Но только теперь от злых духов есть защита – маленький колокольчик, который подвешивают над люлькой младенца, или прикрепляют к поясу невесты – чтоб не сглазили ее счастья. Прикрепляют колокольчики к конской сбруе – чтобы врагов от тропы отвести. Носи колокольчик всегда с собой, совершай добрые дела – и отвадятся от тебя злые духи.
Так и повелось на земле адыгов с древних времен – колокольчик стал хранителем и защитником.
Ася Еутых повторила колокольчик Тлепша – теперь уже в бронзе. А узор – на выбор. Мечтаешь о великих подвигах, отваге и мужестве – выбирай с изображением льва или барса, они защитят своего владельца не хуже острого меча; хочешь добра и спокойствия младенцу – возьми двустворчатый, словно из раковин колокольчик, в котором перекатывается шарик. Его нежная мелодия успокоит малыша, прогонит тревогу, навеет Сон и Спокойствие.
